В народе говорят: «О мертвых либо хорошо, либо ничего». Но тишина, которую мы храним вокруг ухода близких людей, часто не приносит в сердца покой, наоборот – мы тревожимся, боимся вновь столкнуться со смертью. Выполняя похоронные ритуалы, многие даже не задумываются о том, для чего все эти действия, а ведь за любой укоренившейся в народе традицией скрываются тайные смыслы.
В новом выпуске цикла «Магия в реальной жизни» эксперт IZHLIFE эзотерик Хельга Кольт, расскажет: зачем на поминальном столе обязательно присутствует кутья, почему тело выносят ногами вперед и зачем на самом деле прежде чем закопать тело, близкие должны кинуть на уже опущенный в могилу гроб горсть земли.
Что на самом деле означают «поминки»?
Поминальные традиции у славян и многих других народов складывались веками, вобрав в себя и глубокую веру, и житейскую мудрость. За каждым обычаем стоит не просто формальность, а целое мировоззрение, попытка понять непостижимое и помочь тем, кто остался в мире живых.
Поминальные традиции на Руси складывались веками из суеверий, легенд и традиций. Задолго до крещения Руси славяне отправляли предков в последний путь с размахом – на курганах устраивали тризны – пиршества в память об усопших, где поминали их воинскими играми и большим количеством угощений. Считалось, что шумное веселье и дым кострищ отпугнут злых духов и укажут душе дорогу в загробный мир.
С приходом христианства древние обычаи не исчезли, а видоизменились под требования нового времени в иные формы. Языческая кутья из меда и пшеницы стала символом воскресения, а вместо оружия на могилы стали ставить кресты. Но в деревнях вплоть до XIX века сохранялись отголоски старины: на поминках ставили чашку с водой «чтобы душа умылась перед долгой дорогой», а в бане оставляли веник и мыло для покойного. В некоторых губерниях гроб выносили не через дверь, а через окно – запутывая смерть, чтобы та не нашла дорогу назад.
«Люди верили, что душа 40 дней блуждает между мирами: на 9-й день ей показывали рай, на 40-й – решали ее участь, – рассказывает эзотерик Хельга Кольт. – Поэтому и поминали усердно. А на кладбище несли яйца – древний символ жизни, который раздавали детям «на помин души». Это был сложный ритуал, где каждая крошка хлеба имела значение».
Даже география диктовала свои правила: в Псковской области на могилу сыпали зерно, чтобы урожай был богатым, а в Сибири замораживали в проруби первый поминальный блин – как жертву водяному. Эти обряды, при всей их кажущейся простоте, были мостом между живыми и мертвыми – способом и уважить предков, и защититься от тоски, что съедала изнутри.
Отдельно стоит рассказать и про кутью, которая неизменно присутствует на всех похоронах.
Кутья – традиционное славянское блюдо, которое готовят из цельных вареных зерен пшеницы, ячменя или других круп, с добавлением меда, сухофруктов (например, изюма), орехов и мака. Она служит обрядовой кашей, основной на поминальных трапезах и похоронах, а также используется во время важнейших религиозных праздников, особенно в Рождественский сочельник.
Кутья символизирует жизнь, возрождение и бессмертие души, отражая идею воскресения после смерти: зерно, попадая в землю, «умирает», но прорастает новой жизнью, так же как душа человека переходит в иной мир. Сладкие компоненты – мед и фрукты – напоминают о райских дарах и утешают скорбящих. Само название «кутья» происходит от греческого слова – kokkos, означающего «зерно», и имеет глубокие исторические корни в дохристианских и христианских обрядах славян.
В православной традиции кутья символизировала земную связь и надежду на воскресение; блины и круглая выпечка – цикличность жизни; питье и оставление еды на окне – знак гостеприимства для возвращающейся души в первые дни. Похожая практика – оставлять угощение из зерна для предков – встречается и в культурах кельтов, где около гробниц правильным было оставить кашу и хмельное пиво, и в странах азии, где оставляют рис или онигири – треугольные пирожки из риса с начинкой.
Но за всеми этими обрядами – и древними, и современными – скрывается не просто слепая вера в традицию. Оказывается, многовековая мудрость предков интуитивно создала совершенный психологический инструмент, который помогает живым пережить самое тяжелое – принятие утраты. Сквозь призму времени мы видим, что каждый обычай, от тризны до поминального обеда, решал конкретную задачу: не просто проводить душу, но и спасать тех, кто остался.
«Представьте, что горе – это огромный, тяжелый камень. Одному его нести невыносимо, – говорит танатопсихолог Арина Белецкая. – А поминки – это когда все близкие собираются и берутся за этот камень вместе. Становится хоть ненамного, но легче. Вы смотрите на других, тоже плачущих, и внутри что-то щелкает: да, это правда. Ваше сознание, которое до последнего отказывалось верить, наконец принимает этот страшный факт. Смерть произошла и человека больше нет. В этот момент, с осознанием приходит и кое-что еще. Понимание, что вы в этом горе не один и рядом есть те, кто готов поддержать вас».
По словам эксперта, поминальные обряды отчасти можно считать своеобразной групповой терапией и в подтверждение своих слов несколько неочевидных функций поминальных традиций:
Поминки как групповая терапия. В первые дни сознание отказывается верить в утрату. Четкий ритуал – прощание, определенные блюда, последовательность действий – помогает психике «упаковать» невыносимое травмирующее событие в понятную форму. Это способ по кирпичику принять новую, пустую реальность.
Общее горе как облегчение. Острая боль, оставшаяся внутри одного человека, разрушает. Но когда ее делят на всех за общим столом, она трансформируется. Совместная молитва (или тихие воспоминания) создают живой щит поддержки. Никто не остается наедине со своим отчаянием.
Память как лекарство. Рассказывая истории об ушедшем, родные не просто вспоминают. Они заново осмысливают его жизнь и свою потерю. Это помогает не застрять в фазе острого горя, а постепенно учиться жить с памятью, а не с болью.
И хотя сегодня многие воспринимают поминальные обычаи как нечто устоявшееся, их сила – в этой двойной природе. Они выросли из глубин народной психологии, чтобы одновременно быть опорой для души, уходящей в вечность, и для тех, кто остается доживать свой земной срок.
Почему покойника выносят ногами вперед
В момент, когда тело покойного покидает свой дом в последний раз, ритуал предписывает выносить его ногами вперед. Один из самых устойчивых похоронных обрядов часто объясняют коротко: «чтобы не вернулся». Однако его истинное значение гораздо глубже и уходит корнями в древнее, почти забытое понимание смерти как бесконечного пути, а не конечной точки человеческого существования. А также Смерти – как некой мистической сущности, имеющей свое сознание и способной вернуться в человеческое жилище как незваный гость.
«В язычестве дверь – это нерушимая граница. Ни одно существо из иного мира – мира духов не может проникнуть в дом без ведома его хозяина. Усопший должен был присоединиться к потустороннему миру после смерти, а значит в доме живых ему нет места. Вынося тело ногами вперед, наши предки символически «закрывали» покойному путь назад. Считалось, что если вынести его головой вперед, душа запомнит дорогу и сможет вернуться в дом, если не сумеет обрести покой», – поясняет эзотерик Хельга Кольт.
Более того, в традициях древних славян существовало поверие, что душа первые трое суток еще блуждает возле дома и не сразу находит путь. Поэтому вынос ногами вперед был своего рода ритуальным указателем, помощью душе найти верное направление, в котором нужно двигаться в новый мир. А, например, в деревнях на Кубани, после выноса тела, порог нужно было тщательно подмести, чтобы буквально «замести следы», потом веник оставляли за порогом, а ночью сжигали.
С приходом христианства этот обряд, как и многие другие, подвергся смысловым изменениям, но в целом все же сумел сохранить суть: человек уходит из жизни, «не глядя» на мир живых, его взгляд обращен к вечности, к Богу.
В некоторых регионах России, особенно в деревнях, до начала XX века сохранялся и более древний обычай – вынос через окно. Это делалось, если умерший был колдуном или человеком с «тяжелой» судьбой, чтобы окончательно запутать его дух, и у того в принципе не было шанса вернуться.
Интересно, что аналогичные традиции существуют и за пределами России. В античных культурах тело также старались вынести таким образом, чтобы взгляд умершего не был обращен к жилищу, а в Шотландии и Ирландии даже открывали двери и окна, чтобы душа могла «свободно уйти». Все это, несмотря на внешние различия, разные культурные формы одной архетипической идеи: провести невидимую, но непреложную черту между миром живых и миром мертвых.
О чем молчат «плакальщицы»?
Сегодня нанятые плакальщицы кажутся лишь архаичным театром на костях. Но за этим образом скрывалась суровая функциональность. Они не просто выражали горе – они помогали облегчить процесс прощания.
В древнеславянской традиции плач над усопшим никогда не был спонтанным проявлением горя. Это был сакральный ритуал, где каждое слово и интонация имели магическую силу. Плакальщицы – всегда женщины зрелого возраста, знающие особые «причитания» – выступали проводниками между мирами.
«Их слезы были не столько эмоцией, сколько инструментом, – рассказывает Хельга Кольт. – Особыми напевами они буквально прокладывали путь, маршрут, по которому должна была отправиться душа. В текстах причитаний загробные поля, мосты через реку Смородину (аналог реки Стикс в славянской мифологии. – Прим. ред.), встречи с предками. Одновременно они создавали энергетический щит, который не позволял душе зацепиться за мир живых».
Согласно поверьям, невыплаканное, застрявшее внутри горе родни становилось тяжелой ношей для души усопшего, мешая ей обрести покой. Плакальщицы же, будучи ритуальными специалистами, сознательно брали на себя эту энергетическую нагрузку, освобождая родственников.
Интересный факт: В некоторых регионах России, особенно в северных деревнях, до конца XIX века сохранялся обычай «найма слез». Если в семье не было женщин, способных на правильное причитание, приглашали специальную плакальщицу со стороны. Это же делали если смерть приходила в дом внезапно, и у родни не было времени собраться всем вместе. После обряда ей обязательно мыли волосы отваром полыни – чтобы «очистить» от сил смерти, которые она взяла на себя.
«Когда близкие теряют человека, их эмоции часто хаотичны и непредсказуемы. Плакальщица выполняла роль эмоционального проводника: ее причитания помогали направить поток горя, сделать его управляемым. Она не просто плакала – она позволяла душе усопшего безопасно перейти в мир иной», – объясняет эзотерик.
С христианизацией Руси отношение к плакальщицам изменилось. Церковь видела в их действиях пережиток язычества, слишком тесно связанный с культом предков и магическими практиками. Постепенно их стали заменять священнослужители, читающие чтение Псалтырь.
«Но даже в этом можно увидеть древнюю логику, – замечает Хельга Кольт. – Монотонное чтение священных текстов, как и причитания, создавало особую звуковую частоту, которая, по поверьям, помогала душе оторваться от земли. Форма изменилась, но суть осталась: голос живых все так же остается тем самым мостом, по которому мертвые совершают свой последний переход».
Для чего на могилу бросают горсть земли?
После того как тело покойного покидало дом, начинался следующий акт древнего ритуала – возвращение его к земле. Этот обряд был столь же важен, как и вынос: если тогда провожали душу, то теперь провожали плоть, совершая последний магический жест, известный нашим предкам с незапамятных времен.
Согласно древним представлениям, душа, покинувшая тело, еще долго витает рядом с ним. И если обряд выноса ногами вперед указывал ей направление, то ритуал с землей или уничтожение тела путем сжигания – окончательно разрывал тонкую серебряную нить, связывающую дух с бренной оболочкой, отпуская его в вечность.
«Человек – дитя стихий. Мы рождены из земли, воды, воздуха и огня, – поясняет Хельга Кольт. – Бросая горсть земли, человек совершал акт священного договора. Можно сказать, что бросая горсть, родственники как бы «просили» землю: «Прими своего сына (дочь)». Тело возвращается туда, откуда пришло».
Интересно, что в Полесье и некоторых районах Русского Севера существовал обычай «замыкания могилы». После того, как все бросали землю, старший в роду обходил могилу по кругу и втыкал в землю заточенный колышек из осины, приговаривая: «Здесь твой дом, здесь твой предел, через этот порог не шагай». Это был последний, самый мощный акт защиты от возможного возвращения покойного.
Современному человеку сложно представить, но наши предки-язычники находили последнее пристанище не только в земле. До принятия христианства славяне использовали все четыре стихии для проводов в загробный мир, и выбор обряда зависел от статуса, обстоятельств смерти, места, где человек проживал, укладов общины, а также положения в обществе.
Например: для князей и воинов восточных славян (древлян, вятичей, кривичей) возводили внушительные земляные холмы. Тело помещали в деревянную домовину – прообраз гроба, а иногда в ладью, символизирующую путешествие в навь, загробный мир. Высота кургана прямо указывала на знатность усопшего.
«Это была не просто могила, а первый шаг в новую жизнь, – комментирует эзотерик Хельга Кольт. – Поэтому вместе с телом клали все необходимое: оружие, украшения, пищу и даже жертвенных животных, чтобы человек ни в чем не нуждался среди предков».
В регионах с густыми лесами существовал еще один особый способ подготовки тела к похоронам.
Когда у знатного руса умирал родственник, его временно помещали в большую могилу, напоминающую склеп, вместе с едой, питьем и личными вещами. Тело оставалось там достаточно долго, пока родные готовили все для пышных похорон.
«Считалось, что между землей и небом душа легче отделяется от плоти и находит дорогу в ирий, славянский рай», – объясняет Хельга Кольт.
Интересно, что в свое время этот обряд так поразил арабского дипломата и путешественника Ахмада ибн Фадлан, что он подробно описали его в своем труде «Рисале», в котором рассказывал о своем путешествие по Волжской Булгарии.
А вот его соотечественник Аль-Масуди, географ и путешественник подробно описывал, как славяне сжигали тела своих близких. Пепел мог быть захоронен в кургане, помещен на ритуальный столб или развеян по ветру. Особенно часто огню предавали павших воинов.
Реки и озера становились последним пристанищем для тех, кого считали «нечистыми« умершими: колдунов, самоубийц, позже – некрещеных младенцев. Тело отправляли вплавь в лодке или топили.
«Вода как граница между мирами выполняла роль проводника. Считалось, что она унесет душу в ее предназначенное место, не оскверняя при этом землю, священную для живых», – говорит Хельга Кольт.
А вот у западных славян, например, у лютичей, существовал уникальный обряд «вторичного погребения». Сначала тело помещали в священную рощу, где плоть постепенно истлевала. Затем кости собирали, омывали и хоронили в урне или сжигали. Считалось, что только после этого душа окончательно перерождается и обретает покой.
С приходом христианства эти разнообразные практики начали решительно искоренять. Церковь проповедовала единственный «правильный» способ – трупоположение в земле – эта практика сложилась постепенно, основана на вере в воскресение и отражает библейские представления о теле, созданном из земли:
«Я дал тебе природу телесную, по Моему человеколюбию, но это тело (произошло) из земли и будет опять землею: «земля еси и в землю отыдеши» (Свт Иоанн Златоуст: Быт. 3:19).
Однако переход к новой традиции занял века: в отдаленных деревнях курганы насыпали вплоть до XIV–XV веков, а отголоски древних обрядов, такие как обильные поминки, напоминающие языческие тризны, сохранились в народной культуре до наших дней.
Привычное нам погребение в землю стало повсеместным на Руси только с укреплением христианской веры, сменив собой богатейший комплекс языческих практик, где каждый способ был глубоко осмысленным шагом на пути души в загробный мир. Хотя и некоторые языческие ритуальные практики, такие как кремация, сохранились. Хоть и стали максимально упрощенными не неся такого смысла как раньше, став просто одним из способов каким близкие могут распорядиться телом усопшего, утратив сакральную глубину, которую вкладывали в очищающую силу огня наши предки.
«В древности огонь был проводником, – поясняет эзотерик Хельга Кольт. – Пламя не просто уничтожало тело, а освобождало душу, отправляя ее в небесный мир (Ирий). Пепел развеивали по ветру или захоранивали в землю, завершая цикл материального существования. Сегодня же прах часто оказывается в урне на полке колумбария или даже дома у родственников».
С точки зрения энергетики, такое «хранение» может создавать проблемы для обоих миров.
-
Для усопшего: непогребенный прах становится якорем, мешающим окончательно перейти в мир иной. Душа может остаться «привязанной» к месту, где хранится ее физическая оболочка.
-
Для живых: урна в доме становится постоянным напоминанием об утрате, не дающим психике завершить процесс горевания и жить дальше.
«Прах, не преданный земле, – это незавершенный ритуал, – предупреждает эксперт. – Он подобен незакрытой двери между мирами, через которую легко в мир живых может проникнуть зло».
Как часто стоит навещать покойников?
В славянской традиции прощание с усопшим не заканчивалось в день похорон. Сорок дней и год – вот сакральные рубежи, которые определяли ритм памяти.
«Первые 40 дней, или сороковины, – период, когда душа завершает свой земной путь, – объясняет эзотерик Хельга Кольт. – В это время посещения были поддержкой. Но после этого срока слишком интенсивные визиты, наполненные непрожитым горем, начинают мешать: они могут задерживать душу, не давая ей перейти в новое состояние».
С точки зрения традиции, оптимальный график выглядит так:
-
Первые 40 дней: частые посещения хотя бы раз в пару недель как часть ритуала прощания.
-
До года: визиты становятся более редкими (например, на полгода).
-
После годин: основной ритм – раз в год на годовщину и в родительские дни.
Приходить на кладбище стоит в значимые даты. Важно, чтобы уход за могилой был наполнен не скорбью, а почтением и светлой памятью.
Почему памятник ставят только через год?
Это правило связано как с сакральными, так и с практическими причинами.
«Установка памятника – это акт фиксации, подведения итога. Сделать это раньше времени – все равно что поставить печать на незаконченном документе. Нужно дать душе завершить все земные дела и занять свое место среди предков», – поясняет Хельга Кольт.
В славянской традиции година была ключевым обрядом завершения. Родные собирались на поминки, и лишь затем закрепляли память камнем. Считалось, что преждевременный памятник может «привязать» дух к физическому миру.
Есть и практическое объяснение:
За год свежая могила переживает естественную усадку. Грунт уплотняется под воздействием осадков. Если поставить тяжелое каменное изваяние сразу, оно может перекоситься или просесть. Годичное ожидание обеспечивает, чтобы памятник стоял ровно и долговечно.
