«Сама виновата» – эти два слова ранят больнее, чем многие преступления. Когда жертву насилия вместо поддержки встречают вопросом «Что ты сделала не так?», а не «Кто тебя обидел?», это не просто несправедливость, а социальный механизм, который психологи называют виктимблеймингом. Это перекладывание ответственности с преступника на пострадавшего.
Почему наше сознание так упорно ищет оправдания насилию в поведении жертвы, как эта тенденция разрушает жизни и что скрывается за страхом сказать: «Это не твоя вина»? Разбираемся вместе с психологами.
Что такое виктимблейминг?
Под виктимблеймингом понимается социально-психологическое явление, когда на жертву преступления, насилия или абьюза (в случае с нарциссами) возлагается ответственность. То есть вместо того, чтобы обвинить преступника, насильника или абьюзера, общество обвиняет пострадавшего. И вместо того, чтобы спрашивать: «Почему преступник решился на это?», общество задается вопросом «Чем жертва его спровоцировала?».
И речь не только об изнасиловании. Например, при домашнем насилии, краже или мошенничестве, буллинге и кибербуллинге виктимблейминг тоже часто имеет место. Даже в дорожно-транспортных происшествиях с участием пешеходов и массовых убийствах. К виктимблеймингу можно отнести все, что связано с перекладыванием ответственности с виновного на жертву.
«Женщина, которую избил муж, может слышать от родственников: «Надо было промолчать, тогда не получила бы», «Сама же видела, кто он, и за кого замуж выходила», «Ты, наверное, сама спровоцировала». Сейчас краж на улицах меньше, не как в 1990-е годы, но сегодня, если подростка ограбили на улице и забрали айфон, общество нередко говорит: «Нечего было покупать ребенку такой дорогой телефон», «Нечего шляться по ночам». Если говорить о кибербуллинге, где вычислить преследователя не так-то просто, в адрес пострадавших можно услышать: «Сама виновата, слишком откровенные фото выложила на странице». Самое ужасное, что даже в ДТП акцент смещается на поведение пешехода – не там шел, не смотрел по сторонам», – подчеркивает психолог Екатерина Цыбульская.
То есть виктимблейминг – массовое явление, которое затрагивает все сферы жизни.
«Культура виктимблейминга насаждается через многочисленные фильмы и книги, где обязательно не преминут указать на то, какие «ошибки» допустила жертва. А до внутренних причин поступков агрессора доходят в последнюю очередь. И получается перекос, когда складывается впечатление, что если бы жертва действовала «правильно», то с ней бы этого не случилось», – добавила психолог Ксения Мосунова.
Так почему обвиняют жертву, а не преступника?
Мы в принципе склонны искать оправдание случившемуся именно в поведении жертвы, а не в действиях преступника. Все потому, что очень сложно принять, что мир несправедлив. Психика человека устроена так, что если что-то случилось, значит, человек в чем-то провинился. Все, говорит Ксения Мосунова, так или иначе хотят верить в то, что мир – справедливый: что с хорошими людьми происходит только хорошее, а если с кем-то происходит плохое – то этот человек плохой (или что-то сделал плохое). Поэтому гораздо спокойнее для психики обвинить жертву в том, что она сама как-то навлекла на себя беду, чем принять страшную мысль, что невинный человек может в любой момент стать жертвой трагедии.
«Возможно, отчасти это идет из религии, когда мы с детства слышали, что за грехи обязательно будет расплата. Если же говорить с точки зрения психологии, все люди склонны объяснять чужие происшествия личностными качествами пострадавшего. Например, слишком доверчивая, неосторожная и невнимательная, любит провоцировать и так далее. Свои неудачи проще объяснить факторами, зависящими от конкретной ситуации», – говорит Екатерина Цыбульская.
«Со мной такое не случится, потому что я не хожу по ночам». У нас в целом существует базовая потребность верить, что мир априори справедлив и можно контролировать происходящее.
«Это идет и с детского возраста – кажется, что добро вернется в ответ, а зло будет наказано. Из книг и сказок, которые каждый из нас слышал в раннем возрасте. Такая вера в справедливый мир дает внутреннюю опору, снижается тревога – я в безопасности, мне не о чем беспокоиться, я следую правилам, я внимателен, не общаюсь с незнакомцами. Когда мы сталкиваемся с насилием или преступлением, особенно, если оно цепляет что-то очень личное и вытесненное, вера рушится. Представьте, будто у деревянного дома убрали венцы и фундамент. Психика не может допустить мысли, что раз с ним это случилось, значит, случится, и со мной. Это невыносимо, будто нет никаких гарантий и возможности остаться целым и невредимым. Тогда и приходят такие мысли, где жертва сама виновата», – добавила Екатерина Цыбульская.
Например, в случае с сексуальным насилием есть такой сильнейший стереотип: «Надела короткую юбку, поэтому и изнасиловали». Это уже можно считать когнитивным искажением, которое выступает в роли защиты. Невозможно представить, что насильнику совершенно все равно, во что одета жертва. У него свое видение мира, не говоря уже о возможных диагнозах, где психопатология диктует свои законы.
«Если агрессором или преступником оказывается близкий человек, подключается еще и когнитивный диссонанс. Как он может быть «плохим»?! Этот же принцип действует и с женщинами, которые живут с нарциссами и абьюзерами. Помимо изменений на биохимическом уровне, возникает несоответствие, когда психика помнит этого мужчину в период идеализации, заботливым, нежным и ласковым, а потом все рушится во время побоев. И родственники добавляют: «Да ты сама видела, за кого замуж выходила!» Это ужасно. Бесконечный круг боли, в котором жертва и так чувствует вину, не понимает, где тот любящий партнер, еще вынуждена выдерживать виктимблейминг», – уверяет Екатерина Цыбульская.
Ксения Мосунова добавляет – в ситуации, когда преступник – кто-то, на кого мы смотрим снизу вверх (начальник, известная личность, «хороший семьянин»), а жертва – симпатичный, положительный человек, у нас также возникает когнитивный диссонанс. И чтобы избавиться от него, проще обесценить жертву («она все выдумала»), чем пересмотреть свое положительное мнение о преступнике.
Как виктимблейминг проявляется в бытовых отношениях?
Чаще всего в бытовых отношениях жертвой становится женщина, уверяет Ксения Мосунова. Ей говорят: «ты сама виновата…» и дальше следует указание на ее ошибки. Например, «ты сама виновата в том, что муж тебе не помогает, ты не умеешь правильно просить».
В бытовых отношениях это может проявляться как:
-
Эмоциональное насилие («Я злюсь из-за тебя, ты сама виновата»);
-
Ревность и желание контролировать («Я проверяю твой телефон, потому что ты слишком наряжаешься на работу, одевайся попроще»);
-
Распределение обязанностей («Если бы ты почаще убиралась, я бы не был таким злым»).
И в этих обвинениях нужно увидеть психологический подтекст:
-
Смена ответственности: виноват не тот, кто не помогает, а тот, кто «неправильно просит»;
-
Оправдание неравенства, которое снимает с обидчика необходимость меняться, усиливая дисбаланс в отношениях;
-
Патриархальные установки, которые указывают на то, что быт и дети – «женская» обязанность, а когда мужчина «помогает» – это милость с его стороны.
На самом деле, виновата не женщина, тут вся система отношений требует пересмотра.
«Причины могут быть как в незрелости партнера, если мы говорим о муже, его неумении брать ответственность за свои поступки и контролировать себя, так и об усвоенных паттернах поведения. Очень актуально, когда кто-то со стороны заявляет жертве, что она неправильно просит. Есть вероятность, что в семье этого человека женщины включали манипулятивное поведение, делали глаза, как у кота из «Шрека», и муж помогал по дому. Конечно, здесь умалчивается о том, что это отнюдь не пример здоровых отношений. Более того, никто не знает, как строились отношения в других ситуациях», – говорит Екатерина Цыбульская.
Жертва-провокатор: реально ли это?
С точки зрения психологии и права, говорит Ксения Мосунова, понятие «провокация» в контексте насилия – миф. Оно используется для оправдания агрессии. Потому что любое насилие – осознанный выбор агрессора. Ни один поступок, ни один наряд, ни одно слово не являются причиной насилия. Причина всегда одна – решение преступника применить силу, унизить или подчинить. Когда же мы пытаемся обвинить жертву в «провокации», мы даем преступнику карт-бланш на его действия, как будто он не мог по-другому среагировать. Это отрицает его свободу воли и способность к самоконтролю.
«Если вы не сдали вовремя отчет на работе, а начальник вас стукнул, можно ли считать недобросовестное выполнение обязанностей провокацией? Сомнительно. Если ребенок шел на красный свет, его сбила машина, это тоже не провокация. Это невнимательность. Но в процессе всегда двое. То есть, не только тот, кто пострадал, но и тот, кто агрессирует, причиняет вред, совершает преступление. Оценивание всего с позиции провокации – история из манипулятивного мира, где всегда виноват один человек и он сделал для этого все», – уверяет Екатерина Цыбульская.
Поэтому нужно запомнить: ответственность никогда не может быть даже «немножко» на жертве. Она всегда на преступнике – на 100%. Провокаций не существует, только осознанное решение агрессора применить насилие. В ситуации насилия вы всегда должны быть на стороне жертвы и никогда не оправдывать насильника. Потому что иначе последствия виктимблейминга будут катастрофичными как для жертвы, так и для всего общества:
-
У части жертв и свидетелей насилия развивается культура молчания, когда люди боятся рассказывать о насилии, зная, что их могут обвинить. В результате преступники остаются безнаказанными.
-
У жертв (и их родственников) происходит вторичная травматизация из-за того, что вместо поддержки они получают осуждение. Это усиливает стыд, страх, чувство одиночества. И некоторые не справляются с этим, прибегая к фатальным решениям (суицид, самосуд и др.).
-
Растет количество жертв, т.к. преступники, чувствуя свою безнаказанность, чаще применяют насилие и становятся еще более жестокими.
Безусловно, есть ситуации, когда жертва могла быть осторожнее, трудолюбивее, предусмотрительнее. Но это не повод перекладывать всю ответственность на нее. Попытки оправдать насилие и переложить ответственность с преступника на пострадавшего – нормализация общества, в котором агрессия порождает агрессию, а преступники остаются безнаказанными.
Не бывает ситуаций, когда преступника провоцирует жертва. В преступлении всегда виноват лишь тот, кто его совершил.
Деструктивный виктимблейминг или конструктивный разговор
Грань между деструктивным виктимблеймингом и конструктивными разговорами о личной безопасности и мерах предосторожности проходит по вектору ответственности и по времени обсуждения.
«Конструктивный разговор о безопасности происходит до возможного инцидента и обращен к людям в целом. Это профилактика. Цель разговора – дать знания и инструменты для минимизации рисков, не гарантируя 100% безопасности. В таких разговорах фокус на действиях агрессора и методах защиты («вот такие способы мошенничества есть, будьте внимательны»). Четко обозначается, что ответственность за преступление лежит на преступнике», – говорит Ксения Мосунова.
Конструктивный разговор предполагает поддержку. Мы обсуждаем правила и риски для всех людей, независимо от их социального статуса, гендерной принадлежности, религиозного контекста.
Вот так может звучать начало конструктивного разговора: «К сожалению, есть случаи, когда в темное время суток мужчины нападают на женщин. Давайте обсудим, как можно повысить личную безопасность, когда вы вечером или ночью возвращаетесь домой или едете на работу». И дальше следуют рекомендации не только по тому, как должна быть одета жертва, а как выбирать правильно дорогу, какие действия другого человека могут быть признаком того, что на вас могут напасть и что делать, чтобы защититься.
«Такие разговоры актуальны, в большей степени, до инцидента. На практике же в интернете после публикации о происшествии мы видим совсем иное – в комментариях происходит какое-то бесконечное продолжение агрессии. Так люди защищаются от крушения иллюзии о справедливом мире. Если бы это был конструктивный диалог после происшествия, там было бы намерение защитить. «Девочки, не ходите, пожалуйста, без газовых баллончиков на такой-то улице…», «Всем, кто пострадал от домашнего насилия, оставляю номер телефона бесплатной психологической поддержки [номер]». Это в идеале», – уверяет Екатерина Цыбульская.
Деструктивный виктимблейминг происходит после инцидента и обращен исключительно к жертве. Цель – найти оправдание преступлению и осудить жертву. Фокус переносится с преступника на действия жертвы («зачем ты это сделала?»). И, соответственно, ответственность сдвигается с преступника на жертву.
«Надо было одеваться скромнее, тогда бы на тебя не напали» – пример виктимблейминга. Деструктивный виктимблейминг всегда обвиняющий и травмирующий. То есть грань проходит там, где заканчивается желание помочь, посочувствовать, предостеречь остальных, и начинаются попытки обвинить, «добить лежачего». По этой причине многие изнасилованные женщины не обращаются в полицию. Потому что лежачего уже добили, чувство вины остается с ней практически на всю жизнь, если она самостоятельно не обратится к психологу.
Как обсуждать риски и не скатываться к обвинению жертвы?
Используйте язык поддержки, без обвинений, предлагайте варианты решений: «Я беспокоюсь за тебя, когда ты возвращаешься поздно одна. Давай подумаем, как сделать твой путь безопаснее? Может, я буду тебя встречать или закажем такси?»
Начинать нужно с поддержки, эмпатии, сочувствия, а потом переходить к анализу: «Мне так жаль, что с тобой это произошло, это не твоя вина! Если захочешь, можем обсудить, что можно сделать, чтобы это не повторилось».
Ксения Мосунова советует – отделяйте рекомендации от осуждения: «Ничто не оправдывает действия преступника. Твоя короткая юбка/дорогой телефон/доверчивость – не причина для насилия. Но, к сожалению, мир не идеален, и есть люди, которые этим пользуются. Давай будем осторожнее».
Обсуждайте, какие тактики используют агрессоры, а не «ошибки» жертв: «Мошенники часто используют техники давления и спешки, чтобы ты не успел подумать».
«Риски лучше обсуждать позже, когда человек относительно придет в норму. И это работает не везде. Женщина, которую изнасиловали, не будет ходить по ночам и так, поскольку теперь страхов стало больше. Если говорить про побои, то здесь можно обсудить риски, не уходя в отчаянное демонизирование партнера. От того, что мы будем копаться в травмах мужчины, обзывать его непотребными словами, последствия не изменятся», – подчеркнула Екатерина Цыбульская.
Эксперт советует подтвердить виновность в произошедшем, а дальше помочь женщине составить дальнейший план действий. В большинстве случаев, не работает «просто быть тише». Потому что если это абьюзер, повод для агрессии найдется всегда, он у него внутри. Предлагайте контакты психологов, бесплатные центры для женщин, обсуждайте с жертвой варианты развития событий, если она не хочет уходить. Важно учитывать состояние и готовность к переменам. В других случаях тот же принцип: поддержка, сочувствие, анализ, план действий.
Если вы или ваш близкий человек пережили сексуальное насилие, главное, что нужно знать прямо сейчас: вы не виноваты в случившемся. Ни при каких обстоятельствах. Обращение за помощью – акт смелости и первый шаг к возвращению себе безопасности и спокойствия.
Куда можно обратиться за помощью в России (анонимно и круглосуточно):
-
Всероссийский телефон доверия для женщин, переживших насилие: 8 (800) 700-06-00
-
Единый общероссийский телефон доверия: 8 (800) 2000-122 – психологическая помощь для всех, кто оказался в трудной ситуации.
-
Молодежный телефон доверия: 65-80-72, 8-800-100-80-72
-
Телефон доверия ФСБ по УРТелефон доверия ФСБ по УР: 78-61-33, 75-83-46, 68-68-88
-
Телефон доверия МВД по УР (круглосуточно): 41-93-73, 41-95-75
-
Телефон доверия МЧС России по УР (круглосуточно): 39-99-99
-
Телефон доверия Республиканской клинической психиатрической больницы (круглосуточно): 8-800-1000-906
-
Детский телефон доверия: 8-800-2000-122
-
Телефон доверия Министерства юстиции УР: 52-78-00
-
Телефонная линия «Ребенок в опасности» Следственного управления Следственного комитета РФ по УР: 8-800-2000-125, 123 с мобильных телефонов
-
Телефон доверия Следственного управления Следственного комитета РФ по УР: 41-39-10